Побродил по блошиному рынку.
Там придумал какую-то цель.
И нащупал пульс ветхого быта
Среди кованных ржавых вещей.
За развалами утлых сокровищ
Часто встретишь кого-то того,
Кто уже прописался за гранью,
Но за пазухой носит тепло.
Там играл музыкант кале́чный
Окружённый десятками глаз.
И гнусавил сердечно о вечном,
Как в последний заветный раз.
Прослезился тогда карманник,
Влипший в тень за моей спиной.
Положил для него я на пряник,
На карман, что по праву не мой.
И пока лопухами забвения
Я зашоривал причуд непокой,
Он уже возвернул мне двои́цей
Невещественной белой рукой.
Как в фарфоровых статуэтках
В нас отпела житейская страсть.
Нас никто никому не прикупит,
Тем и лучше, никто не продаст.
В новый быт уже не вписаться,
В чердаках* нет полок для нас.
Родили́сь меж вагонами века
И наш поезд скрывается с глаз.
Проходила сестра милосердия
Мужички ей не смотрят в глаза.
Стерегутся. Оно, небо мирное,
Но на деле – всё та же беда.
Из-за вешалок с белыми лицами
Посмотреть было страшно и мне,
Потому как слыла проводницею
В пневматической** этой войне.
Где один молчаливый дедуля,
Вынимав на свет связку ключей,
Обронил грязно-серую метку -
Символ серо-безвкусных дней.
Подобрав, покрутил неспешно,
Не найдя дух созвучным себе,
Отложить решил в долгий ящик,
Что прикручен к бетонной трубе.
Так иной не горячечный казус,
Как и навык отложить на потом,
Есть чертёж и инструкция разом,
Как не быть побеждаемым злом.
Бледный конь безучастно шагает.
Весь он в яблоках. Новой метлой
Князей мира загоняет в сараи,
Те у патоки в рабстве хмельной.
Но рассветным обетом устроен
Под возду́хом тлеет алый закат.
Им исполнен в запое покоем,
Седовласый оловянный солдат.
нояб. 2021